Владимир Владимирович Маяковский по праву считается в истории русской литературы поэтом-реформатором. Новаторство поэтической системы его раннего творчества во многом обусловлено эстетикой русского футуризма, у истоков которого он не только находился, а был, по признанию современников, «королем русского футуризма».

Поэзия, по мнению Маяковского, должна отражать и способствовать изменениям мироустройства, поэтому необходимо отвергнуть весь опыт прошлого. В программном манифесте футуристов «Пощечина общественному вкусу», среди авторов которого был В.В. Маяковский, сказано: «Только мы – лицо нашего Времени, – писали футуристы. – Рог времени трубит нами в словесном искусстве. Прошлое тесно. … Бросить Пушкина, Достоевского, Толстого и проч. и проч. с Парохода современности». «Пощечина» отвешивалась и современному искусству: «всем этим Максимам Горьким, Куприным, Блокам, Соллогубам, Ремизовым, Аверченкам, Черным, Кузьминым, Буниным и проч. и проч.» – без разбора.

В.В. Маяковский призывал к новой работе над словом. Им, как и футуристами, провозглашалось самоценное, «самовитое» слово, которое является не только средством изображения действительности, но и само является художественным образом. Так, в стихах В.В. Маяковского не просто называется чувство, а неизмеримо усиливается его напряжение и расширяется масштаб за счет использования осязательных, обонятельных, вкусовых, зрительных, аудиальных метафор: «Вот вы, мужчина, у вас в усах капуста где-то недокушанных, недоеденных щей; вот вы, женщина, на вас белила густо, вы смотрите устрицей из раковин вещей» («Нате!»).

Зрелищная, «материализованная» метафора Маяковского граничит с гиперболой(преувеличением): «Земля! Дай исцелую твою лысеющую голову лохмотьями губ моих в пятнах чужих позолот. Дымом волос над пожарами глаз из олова дай обовью я впалые груди болот» («От усталости»); «мокрая, будто ее облизали, толпа. Прокисший воздух плесенью веет» («Эй!»).

Гиперболизм образов в поэзии Маяковского зачастую парадоксален и достигает гигантских, космических масштабов: «Если б был я маленький как Великий океан, - на цыпочки б волн встал, приливом ласкался к луне бы» («Себе, любимому, посвящает эти строки автор»).

В поэзии Маяковского происходит разрушение норм существующего языка, что является основополагающим принципом футуризма. Поэт писал в тезисах доклада «Пришедший сам» (1913): «1) Слово против содержания. 2) Слово против языка (литературного, академического). 3) Слово против ритма (музыкального, условного). 4) Слово против размера. 5) Слово против синтаксиса. 6) Слово против этимологии». По словам Маяковского, не идея рождает слово, а слово рождает идею, то есть строение, звучание слова наделяет его смыслом, создает его содержание. Таковы авторские неологизмы (окказионализмы) поэта, например: «прозаседавшиеся»; «молоткастый», «серпастый» («Стихи о советском паспорте»); «не юбилейте»; «наше новогодие» и пр.

Для Маяковского поэзия – «слышимое слово», и эта принципиальная установка реализуется и в области рифмы (созвучие): классическая рифма предшественников поэта предполагала тождество созвучия, например, «мгновенье-виденье» (А.С.Пушкин), а акустическая рифма Маяковского зачастую ассоциативна, рифмуются слова, далекие от созвучия: «ворся – Версаль»; «Париж – барыш»; «розах-розмах»; «монеты-Антуанетты» и пр. («Версаль»).

Взгляд В.В. Маяковского на творческий процесс выражает и статья «Как делать стихи?», правда, с самого начала автор предупреждает о том, что никакого научного значения его статья не имеет и не дает никаких правил. Тем не менее рассуждения поэта, так или иначе касаются прежде всего его принципов работы над стихом. Вот некоторые его высказывания: «…революция выбросила на улицу корявый говор миллионов, жаргон окраин полился через центральные проспекты; расслабленный интеллигентный язычишко…» смят, поэтому «новизна в поэтическом произведении обязательна».

Истоки поэтического новаторства В. Маяковского восходят также к новой концепции человека – личности, социально активной, революционно настроенной, кричащей, правильнее было бы сказать резче, – орущей о проблемах своего времени. Как сказала М.И. Цветаева о своем любимом поэте Маяковском, он «первый в мире поэт масс» и «первый русский поэт – оратор». Маяковский – поэт-трибун, аудитория которого огромна: площадь, стадион, весь мир. Ему нужно быть услышанным, поэтому лексика его зачастую резка, эстетически намеренно груба, художественные средства смелы, неожиданны и весьма выразительны: «Улица провалилась, как нос сифилитика. Река – сладострастье, растекшееся в слюни. Отбросив белье до последнего листика, сады похабно развалились в июне» («А все-таки»).

Принципиальное отличие стиха Маяковского от предшествующей русской поэзии заключается в том, что его стихи рассчитаны на голос, на громкое чтение в массовой аудитории: «Слушайте, товарищи потомки, агитатора, горлана-главаря. Заглуша поэзии потоки, я шагну через лирические томики, как живой с живыми говоря» («Во весь голос», 1929-1930).

Повышенной эмоциональности стиха способствовало его новое графическое написание в виде столбика, а с 1923 года и в виде «лесенки»:

Дело земли –

Вертеться.

Литься –

Дело вод.

(«Молодая гвардия», 1923).